Практика!
«То, от чего отрекается воин,— это не более, чем преграда, которая существует в его переживании между ним другими людьми. Иными словами, отречься — это сделать себя более доступным, более чутким и открытым по отношению к другим».
Ситуации страха, существующие в нашей жизни, дают нам ступеньки для того, чтобы перешагнуть через страх. По другую сторону трусости находится смелость. Если мы идем по ступенькам должным образом, мы сможем преодолеть границу между состоянием трусости и состоянием храбрости. Мы не сумеем открыть храбрость где-то в другом месте. Вместо этого мы смажем найти за своим страхом колеблющуюся чуткость. Мы все еще колеблемся и вздрагиваем; но это чуткость, а не смятение.
Чуткость, как мы об этом говорили, содержит элемент печали. Здесь не та печаль, когда мы чувствуем жалость к себе, когда чувствуем себя одинокими; печаль воина — естественная ситуация полноты. Вы чувствуете себя настолько наполненными и богатыми, что почти готовы пролить слезы; ваши глаза полны слез, и в то мгновенье, когда вы моргаете, слезы льются из глаз и катятся по щекам. Чтобы оказаться хорошим воином, нужно иметь это печальное и нежное сердце. Если человек не ощущает одиночества и печали, он совсем не может быть воином. Воин чувствителен к любому аспекту явлений — к виду, запаху, звуку, прикосновению. Он глубоко чувствует все, что происходит в этом мире, как это чувствует художник. Его переживание отличается полнотой и необыкновенной живостью. Шелест листьев, звуки падающих на плащ капель бывают очень громкими, а случайно порхающие вокруг бабочки — почти непереносимыми, потому что он крайне восприимчив. Вследствие своей чувствительности воин может затем двигаться далее в развитии дисциплины. Он начинает усваивать смысл отречения.
В обычном понимании отречение часто связывается с аскетизмом: вы оставляете чувственные наслаждения мира и вступаете на путь суровой духовной жизни, чтобы постичь высший смысл существования. Но в контексте Шамбалы отречение — нечто совсем другое. То, от чего отрекается воин,— это не более чем преграда, которая существует в его переживании между ним и другими людьми. Иными словами, отречься — это сделать себя более доступным, более чутким и открытым по отношению к другим. Любое колебание по поводу раскрытия себя по отношению к другим устранено. Ради других вы отказываетесь от своей отдельности.
Необходимость отречения возникает тогда, когда вы начинаете чувствовать, что обладаете глубинным добром. Конечно, вы не в состоянии сделать из глубинного добра личную принадлежность; это такой закон и порядок в мире, которые не могут быть личным владением. Это более обширное видение, гораздо более обширное, чем ваша личная территория или ваши замыслы. Тем не менее, иногда вы пытаетесь локализовать глубинное добро внутри себя; вы думаете, что можете взять щепотку глубинного добра и держать ее в кармане. Таким образом, сюда прокрадывается идея отдельности. Это и есть тот момент, в котором вам требуется отречение; это отказ от искушения обладать глубинным добром. Необходимо отбросить этот локальный провинциальный подход и принять более просторный мир. Отречение также необходимо и в том случае, если вас испугало видение Великого Солнца Востока. Когда вы понимаете, как обширно и благодетельно Великое Солнце Востока, вы иногда чувствуете себя подавленными, чувствуете, что вам нужно небольшое убежище от него, какая-то крыша над головой и трехразовове питание. Вы пытаетесь устроить небольшое гнездышко, маленький домик, в котором будет скрыто или ограждено то, что вы увидели. Великое Солнце Востока кажется чересчур необъятным; поэтому вам хотелось бы сфотографировать его и сохранить для памяти фотографию, а не смотреть прямо на свет. Принцип отречения состоит в том, чтобы отвергнуть любую подобную мелочность ума.
Практика сидячей медитации предоставляет вам идеальные условия для развития отречения. Во время медитации, когда вы работаете со своим дыханием, вы рассматриваете любые возникающие мысли как всего лишь мыслительный процесс. Вы не держитесь за какую-нибудь мысль; вам не приходится наказывать свои мысли или хвалить их. Мысли, которые возникают во время практики сидения, считаются естественными событиями; но в то же время они не несут с собой никаких подтверждений. Основное определение медитации — это «обладание устойчивым умом». Во время медитации, когда возрастает наплыв мыслей, вы не возрастаете; когда наплыв мыслей уменьшается, вы не уменьшаетесь; вы просто наблюдаете эти приливы и отливы мыслей. Какими бы ни были ваши мысли — хорошими или дурными, возбуждающими или скучными, блаженными или горестными,— вы не даете им возможности существовать; вы не принимаете одних и не отвергаете других. Вы обладаете чувством более обширного пространства, которое заключает в себе любую возникающую мысль.
Иными словами, во время медитации вы можете пережить ощущение некоторого существования или бытия, включающего в себя ваши мысли, но не обусловленного ими, не ограниченного вашими мыслями, вашим мыслительным процессом. Вы переживаете свои мысли; вы определяете их как «мышление»; и затем вы возвращаетесь к своему дыханию, выходите, расширяетесь и растворяетесь в пространстве. Это очень просто, но и весьма глубоко. Вы непосредственно переживаете свой мир, и вам не нужно ограничивать это переживание. Вы можете быть полностью открытыми, когда вам нечего защищать и нечего бояться. Таким образом, вы вырабатываете отказ от личной территории и мелочности ума.
В то же время отречение действительно включает в себя распознавание. Внутри основного контекста открытости существует особая дисциплина, касающаяся того, чего надо остерегаться или от чего нужно отказаться, а также того, что следует культивировать, что можно принять. Положительный аспект отречения, т.е. то, что культивируется, есть забота о других. Но чтобы заботиться о других, необходимо отбросить заботу лишь о себе, отбросить эгоистический подход. Эгоистическая личность подобна черепахе, несущей на спине свой дом повсюду, куда она идет. В каком-то пункте вам нужно оставить дом и выйти в более обширный мир. Это абсолютная предпосылка для способности заботиться о других.
Для преодоления эгоизма необходимо дерзание. Это подобно тому, как если бы вы в купальном костюме стояли на краю трамплина прямо у бассейна; и вот вы спрашиваете себя: «Что же теперь?» Очевидный ответ: «Прыгать!» Это и есть дерзание. Возможно, вы станете раздумывать о том, не утонете ли вы в случае прыжка, не ушибетесь ли. Все может случиться, гарантии безопасности нет; а все же стоит прыгнуть, чтобы узнать, что произойдет. Ученику-воину нужно прыгнуть. Мы так привыкли принимать то, что для нас плохо, отвергать то, что для нас полезно! Мы привязаны к своему кокону, к своему эгоизму; мы боимся утратить эгоизм и переступить через самих себя. Поэтому, чтобы преодолеть колебания по поводу отказа от своей отдельности, чтобы посвятить себя благу других, необходимо совершить своеобразный прыжок.
В практике медитации путь к дерзанию, путь к прыжку заключается в том, чтобы отказаться считать мысли своей собственностью, выйти за пределы надежды и страха, подъемов и падений мыслительного процесса. Вы можете просто быть, просто дать себе возможность быть, не держаться за постоянные ориентиры, созданные умом. Вам не надо избавляться от своих мыслей; они прекрасны; пусть же и они существуют. Но дайте себе возможность выходить вместе с дыханием, дайте ему рассеяться, Посмотрите, что происходит. Когда вы даете себе возможность идти таким путем, вы вырабатываете доверие к силе своего существа, доверие к своей способности раскрываться и расширяться до других людей. Вы постигаете тот факт, что вы достаточно богаты и обладаете необходимыми ресурсами для того, чтобы бескорыстно отдать себя другим; вы также обнаруживаете, что обладаете огромным желанием сделать это.
Но затем, сделав такой дерзкий прыжок, вы можете возгордиться, можете сказать себе: «Посмотрите, я прыгнул! Как я велик! Необыкновенно!» А на пути воина заносчивость не приносит пользы, ибо она ничего не дает для блага других людей. Поэтому дисциплина отречения включает в себя также дальнейшее развитие мягкости, так что вы остаетесь вполне мягким и открытым, даете возможность чуткости проникнуть в ваше сердце. Воин, осуществивший подлинное отречение, оказывается полностью обнаженным и неприкрытым; он лишен даже кожи и тканей. Он отказался от новых доспехов, отказался растить толстую кожу; поэтому его кости и костный мозг открыты для мира. У него нет дома, нет желания подчинять себе ситуации. Он способен без всякого страха быть самим собой.
В этом пункте, полностью отказавшись от собственных удобств и своей отдельности, воин парадоксальным образом обнаруживает, что он оказался более одиноким; он подобен уединенному островку посреди озера. Случайные паромы и лодки движутся взад и вперед между побережьем озера и островом; однако вся их деятельность лишь еще больше подчеркивает уединенность, одиночество островка. Хотя жизнь воина посвящена помощи другим людям, он понимает, что никогда не сможет полностью поделиться своими переживаниями ни с кем из этих других. Полнота его переживания остается его собственностью, и он должен жить со своей истиной. Однако он все более и более влюблен в мир; и это сочетание влюбленности и одиночества является тем фактором, который дает воину возможность постоянно вырываться из своего уединения, чтобы помогать другим. Отказываясь от своего личного мира, воин открывает более просторную вселенную, а его разбитое сердце становится все более полным. Здесь нет ничего, что вызывало бы неприятное чувство: это повод для радости, это вступление в мир воина.